По итогам минувших выходных на первое место в американском прокате вышел фантастический боевик фильм "Чужой против Хищника" (Alien vs. Predator), снятый по мотивам популярной компьютерной игры, которая, в свою очередь, основана на фильмах про столкновение людей с инопланетными расами Чужих и Хищников.
По сюжету картины, группа ученых отправляется в Антарктиду с целью вступить в контакт с расой Хищников. В качестве приманки они используют найденные яйца Чужих. В скором времени исследователи оказываются в центре схватки двух могущественных видов.
За первые три дня показа фильм, производство которого обошлось кинокомпании 20th Century Fox в 60 миллионов долларов, собрал 38,3 миллиона, сообщает агентство Reuters. Отмечается, что картина, объединившая двух популярных монстров, значительно опередила по сборам в первый уикенд фильмы, в которых Чужие и Хищники противостояли людям по отдельности. Так, в 1992 году "Чужой-3" стартовал со сборов в размере 19,5 миллионов долларов, а "Хищник" с Арнольдом Шварценеггером в главной роли собрал всего лишь 12 миллионов.
фильм Чужой против хищника
фильм Чужой против хищника
Навоз под корнями эпоса
Александр Стрелков, Газета.Ru
Фильм "Чужой против Хищника", в котором бьются насмерть два великих монстра, оказался зрелищем глупым, но величественным и хорошим удобрением для новой "Илиады".
Казалось бы, все уже давно произошло, и ничего нового не случилось. Комикс и компьютерная игра, в которых встречались два инопланетных отродья, скользкие монстры Чужие и беспощадные охотники за головами Хищники, исчерпывающим образом описывали конфликт двух форм межгалактической жизни и жалкое место в нем человека.
Однако появление кинофильма "Чужой против Хищника" (Alien vs. Predator) все же является событием исключительным. С этого момента слияние двух кинематографических мифологий нужно считать полностью узаконенным. У одних данное происшествие вызовет приступ интеллектуального снобизма, у других - геймерского экстаза, третьи рискуют лишиться рассудка, допустив, что все это, возможно, лишь тень грандиозного мистического плана, смысл и результат которого постичь нам, скорее всего, не дано.
Сюжет сообщает нам об этом следующее. Буквально на днях спутник корпорации "Виланд" найдет в Антарктике загадочный объект, напоминающий пирамиду. Для изучения этого сооружения, находящегося на глубине сотен метров подо льдом, хозяин и глава корпорации мистер Виланд снарядит экспедицию. Поведет бойцов-археологов и археологов-бойцов эколог-скалолаз. Из всей экспедиции только и выживет эта отважная девушка. Остальных либо порвут на части Хищники, либо съедят изнутри личинки Чужих.
Глупые человечки, оказавшись внутри пирамиды, опрометчиво запустят инкубатор монстров, который многие тысячи лет назад построили Хищники, чтобы прилетать на Землю и устраивать тут сафари с охотой на Чужих.
Объединение Чужих и Хищников в одном фильме изначально казалось затеей одновременно очень богатой и очень сомнительной. С одной стороны, это не более чем очередная битва крокодила со львом. С другой - шанс выйти на новую ступень киномифологии. За последние лет тридцать создание эпических киносказок и экранизация комиксов довели концентрацию мифологического материала до предела. Сюжетов и героев претендующих на культовый статус или обладающих им стало слишком много, и неизбежно должен был начаться процесс скрещивания новых мифов. Процесс совершенно здоровой и доказывающий, что вся эта вроде бы полубредовая сказочная активность происходит по старым-престарым законам и в результате она может дать новую картину мира.
Кто будет богами и повелителями нового мира, выяснится в начавшихся боях персонажей старых мифов. Фрэдди уже сразился с Джейсоном. Аль Пачино разобрался в "Схватке" с Де Ниро. В каком-то жутком трэше бьются Годзилла с Анакондой. Дракула, надо полагать, восстанет и пойдет на Конрана МакЛауда. Должны установиться прямые генеалогические (мифологические и культурологические и так есть) связи между "Властелином колец" и "Звездными войнами", например, в продолжении "Хроник Ридика".
Джеймс Бонд, наверное, женится на Ларе Крофт, и Джейсон Борн будет крестным отцом их ребенка.
Но механически слить всех в одну тусовку не получится. Такая попытка уже была предпринята в "Лиге выдающихся джентльменов", и она бесславно провалилась. Еще не родился тот гений, который смог бы осмысленно провести грандиозную операцию по переработке накопившегося материала и произвести на свет, скажем, новую "Илиаду" или "Энеиду". Однако явно все к тому идет.
Пока же режиссеры и продюсеры и трэш-фантастики, и сказочных эпосов двигаются ощупью, вольно или невольно участвуя в процессе, который вряд ли кто-нибудь в состоянии оценить со стороны, поскольку все находятся внутри. И лишь тогда они находят верный путь, когда стремятся создать не высокохудожественное произведение, а кассовый хит. Коллективное бессознательное планеты все-таки лучший компас в таком сложном и важном деле.
"Чужой против Хищника", с художественной точки зрения, кино почти бездарное. Оно вряд ли откроет какие-то новые сияющие перспективы. Не поразит остроумием. Не увлечет спецэффектами. Сам по себе бой двух божественных существ за выход в одну восьмую или, кто знает, может быть, четверть финала получился довольно скучным. Но первобытная сила блокбастера в нем все-таки ощущается. Что-то важное происходит, когда темнокожая девушка, вооружившись щитом из головы Чужого и копьем из его щупальца, бежит на бой рядом с Хищником по темным лабиринтам самой древней на земле пирамиды.
фильм Чужой против хищника
Вместо эпиграфа:
Папа, а если кит на слона налезет – кто кого сборет?
Л. Кассиль, «Кондуит и Швамбрания»
Я сейчас буду ругаться. Я этот фильм по кочкам понесу. И совсем не за то, за что вы думаете. Художественный его уровень интересует меня в самую последнюю очередь.
Штирлиц знал, на что шел – и порог критичности у меня был занижен до минимума в тот момент, когда я садилась в кресло кинотеатра «Коммунар». Ну в самом деле, все ведь было заранее понятно, потому что уже и трейлер я посмотрела. Будет какая-то дурацкая пирамида – и шут с ней. И что «чужих» с «хищниками» скрестили — тоже ладно. И от друзей-комиксофилов я уже знала, что главный-то цимес в том, что «чужие» – это такие специальные охотничьи звери «хищников». И будет сие ристалище зело банально – в Антарктиде подо льдом найдут пирамиду непонятного назначения, туда пошлют ученых и военных, и глупые военные не послушают умных ученых и сунутся куда не след, а оттуда ка-а-ак прыгнет прям на морду! Да ка-а-ак засадит яйцеклад свой поганый прям в глотку! Да ка-а-ак потом выскочит из грудной клетки – и пойдут клочки по закоулочкам. И компания, собравшись держаться вместе, конечно, по уважительным причинам разбредется, и «чужие» начнут отлавливать их по одному, а кого не доедят «чужие» – подколют «хищники». В конце концов останется один, кто подорвет заветную бомбу, чтобы спаси матушку-Землю от своего же идиотизма.
Я даже не буду извиняться за этот «спойлер», настолько все предсказуемо после четырех «Чужих» и двух «Хищников». Я даже ни одной претензии не предъявлю к этой пирамиде, «прообразу всех пирамид» – после истории работы Харлана Эллисона [i] над сценарием «Star Track: the Movie» я понимаю, что сценаристов, способных написать по мотивам продюсерского бреда что-то смотрибельное, нужно поить молоком за вредность их трудной работы. Но я их прокляну за непростительное и мерзкое деяние – за выхолащивание того героического духа, которым пронизаны были все четыре фильма о «чужих» и по меньшей мере один «Хищник» — тот, первый, со Шварцем.
В чем этот дух состоит – до конца поймут лишь те, кто первого «Чужого» и «Хищника» в своей жизни смотрел между 12 и 18 годами, замирая от ужаса и всей душой болея за Рипли и Датча. Лично я намерена своих детей лично ознакомить с этими шедеврами мировой культуры и попутно объяснить им, что к чему. Такие фильмы необходимы подрастающему поколению в процессе взросления. Потом, со временем, человек либо начнет смотреть Копполу или Тарковского, либо не начнет – но он обязательно должен в процессе становления смотреть приключенческие фильмы, где идет в чистом виде борьба… добра со злом? Нет, если понимать ее как борьбу абсолютного добра с абсолютным же злом. Ни Рипли с экипажем, десантниками, уголовниками, пиратами, ни крутые коммандос Датча не тянут на роль абсолютного добра. Они не воплощают человеческого идеала. Они просто воплощают человеческое – со всеми его явными недостатками и потаенными достоинствами.
Итак, на одном полюсе у нас человеческое – и не всегда приятное – на другом… непонятная, непреодолимая, непобедимая Сила. Никакого психологизма, никаких попыток разобраться, что там в душе этих «чужих»-«хищников», и есть ли у них душа. Эта Сила убивает людей по совершенно невразумительным причинам, не считаясь с их разумом, достоинством, душой. Она, как стало модно говорить, «по ту сторону добра и зла» — короче, это зло, почти невинное в своей бесчеловечности. Спасения нет и быть не может: ОНО превосходит нас по всем параметрам, оно совершенно в своей мощи, оно почти неуязвимо и почти неуловимо. Люди гибнут один за другим – но последний, обреченный, начинает кусаться, как загнанная в ловушку крыса. Происходит чудо: он превращается из жертвы в преследователя. Он атакует. «Медведь уходит на охоту – душить собак».
Вот этот вот дух, это великолепное мужество обреченного и чудо победы и составляют основу всех фильмов о «Чужих» и «Хищнике». По большому счету, это гимн человеческому достоинству. Это песнь о тем, кто бросает вызов самозваным богам. За что мы и прощаем все остальное, особенно характерное для «Хищника».
Что мы имеем в «Чужой против Хищника»? Полное выхолащивание этого духа. Мало того, что люди гибнут просто как кролики – так в самом конце эта дурища, инструктор по выживанию, еще и принимает на свою пухлую щечку воинское тавро от «хищника» – типа, это для нее честь! Взываю ко всем, кто смотрел первого «Хищника» в видеосалонах, замирая от восторга и ужаса – помните, как израненный Датч, уже в лапах «хищника», бросает ему – «Ну и урод же ты, братец!». Арни! О, Арни! Вернись, я все прощу, даже губернаторство в Калифорнии!
А этой дурище – не прощу. Очень пафосная сцена там в финале – «хищники» забирают на свой корабль тело павшего товарища, а их главный, рассмотрев на лице у инструкторши тавро охотника, потягивает ей копьецо покойника – типа, признал за равную. Что сделала бы на месте дурищи сержант Рипли? Она бы ему это копье засунула в его хищническую задницу! Ишь ты! Эти гады прилетали сюда охотиться. А мы для них были – даже не дичью, нет, это в первом «Хищнике» отщепенец такой решил побаловаться людьми. А так они нами брезговать изволили: они в нас разводили «чужих»! И вот же ж, блин, оказали честь – копьецо вручили. Да провалитесь вы в ад, да горите там синим пламенем все в куче, «чужие» вместе с «хищниками»! Вот так вот поступила бы сержант Рипли. Потому что человек – это должно звучать гордо! Это наша планета, «чужие» здесь не ходят!
Нет, слабые потуги на spirit в фильме есть. Вейланд, подпаливающий зад «хищника» своим аэрозольным баллончиком, ученый, до последнего вздоха отстреливающийся от личинок… Но отчего-то воля к сопротивлению просыпается в героях только тогда, когда уже поздно пить боржом.
Сами герои – ну просто никакие. Чтобы оценить, насколько они никакие, достаточно вспомнить спецкоманду из «Чужих-2». У каждого – свое лицо, своя манера речи и жестикуляция… А диалоги? «Ты выглядишь, как я себя чувствую» — «Васкес, тебе говорили, что ты выглядишь как мужик? – Да, а тебе?» — «Вы мне только одно скажите: где эти твари?» И каждый был обречен, и мы это знали, и каждого было жалко, и каждая смерть оставляла на сердце царапину… А тут – даже пальцы загибать неинтересно: еще одного почикали… Еще одним закусили… Авторы сценария забыли одну важную истину – если уж ты снимаешь фильм, в котором вся соль будет «кого убьют первым» — то следуй совету юного Оськи из «Кондуита»: «А чего они все умирают, кого не жалко? Пусть умрет хоть один, кого жалко!»
Единственное, на что приятно смотреть – это как на фоне уходящей земли из покойного «хищника» вылупляется «чужой». Ну держитесь, охотнички, спаниели несчастные – он вам покажет кузькину мать…
Я бы ни единым словом не удостоила эту серятину, если бы не выражала она одну популярную и нездоровую тенденцию последних лет: восхищаться каким угодно паскудством, лишь бы оно было чужим и древним. Надо услышать, с каким пиететом археолог произносит в фильме: «это зал для жертвоприношений», чтобы понять, как был прав Кортес, разнеся несколько таких храмов, и какая жалость, что он не успел разнести все – чтобы такие люди, как этот археолог, остались без работы.
Вообще мода «злой бьет злого» что-то в последнее время распространилась. Чужой против Хищника, Фредди против Джейсона, Риддик против «торговцев смертью»… Нет, про Риддика будет разговор отдельный, Риддик этого стоит. А сейчас о моде в целом.
Когда на смену ясному и четкому учению Августина о Сущем как Абсолютном Благе, о благе всего сущего и бессущности зла пришел просвещенческий релятивизм, вопрос «что есть добро, а что – зло», никуда не делся. И, заявив себя мерой всех вещей, человек пришел к выводу, что добром или злом будет то, что люди конвенционально договорятся считать таковым.
А поскольку в самоубийственном безумии люди еще не дошли до того, чтобы добром объявить ложь, грабеж, убийства и обиды, наносимые вдовам и сиротам, то, соответственно, добрым считается человек, который всего этого не делает, и даже наоборот: говорит всегда правду, делится с ближними, защищает вдов и сирот.
Проложив границу самостоятельно, человечество огляделось, чтобы понять, по какую сторону оно находится, и пришло в ужас, обнаружив, что совершенно добрых людей нет. В прежние времена эта идея никого не шокировала – люди знали, что они грешники. В новые времена человеку трудно признать, что он грешник, ибо он не ведает о том, что грешники прощены. И это стало причиной распадения литературы на «романтическую» и «реалистическую». В романтической герои были благородны и отважны, героини – прекрасны и сострадательны, в реалистической людей старались изображать «такими, какие они есть», что означало на самом деле – хуже, чем они есть. Таков уж закон искусства: ты должен делать человека ярче, чем он есть в жизни; даже если ты пытаешься изобразить «обычного человека», он у тебя все равно получится «обычнее, чем в жизни». Искусство условно, оно так или иначе обобщает, и вот мы имеем две литературы – одна показывает людей в более светлых и четких тонах, другая – в более темных и смазанных. Первая стала массовым чтивом, вторая – уделом людей мыслящих; первая была о людях, какими они в основном не бывают, но часто хотят себя видеть, вторая – о людях, какими они тоже в основном не бывают и видеть себя такими не хотят, глаза б не смотрели. Но нравственный идеал был размыт в обоих случаях, потому что нравственный идеал, воплощенный в нереально хорошем человеке, в конце концов так же приедается, как и отсутствие нравственного идеала. Или даже так: если можно увидеть свой идеал в лорде Гленарване, то с те же успехом его можно увидеть и в Фрэнке Каупервуде.
В итоге романтическая и реалистическая литература сближались, порождая «черный детектив» и, скажем, Ремарка. Потом тот же процесс затронул и кинематограф: на смену черно-белым коллизиям немого кино пришли «черно-черные» боевики «Уорнер Бразерс», и тут обнаружилась интересная вещь: что, несмотря на отдельные большие недостатки протагониста, как-то: пьянство, грубость в общении и склонность к рукоприкладству – зритель/читатель прощает ему все, если его дело можно назвать хоть в какой-то степени правым. То есть, если он, опять же, защищает вдов и сирот, отстаивает правду и т. д. Добродетель не свергли с ее высот – просто со скрежетом зубовным признали неспособность на них подняться и констатировали в общем-то и ненужность этого процесса.
Больше всего от этого выиграли романтики (иногда прибавляют "нео" — неоромантики): они очень быстро открыли, что реалистический метод описания окружающей действительности очень хорошо работает на романтизацию героя. Чем грязней в окопах западного фронта – тем ярче сияет на этом фоне алмаз дружбы. Чем продажней компания «Вейланд» — тем героичней Рипли.
Именно романтики (я говорю не о конкретном направлении в искусстве, а скорее о людях с соответствующим мировоззрением) поставили в кинематографе вопрос о противостоянии человека и зла, настолько близкого к абсолютному, насколько это возможно для сущего. Именно романтики не сознанием, а чутьем вернулись к августинианству. Талантливый Гигер, создавая первого «чужого», сумел сотворить нечто, не только ведущее себя, но и выглядящее античеловечески. Причем как оно собственно выглядит – мы долгое время не знаем. Зло стремится к бессущностности – а потому и безвидности. «Хищник» тоже неуловим, ускользает от взгляда, не поддается пулям. Только последний оставшийся в живых, в момент самого решительно противостояния видит подлинный облик того и другого. Этот облик отвратителен – у антропоморфных «хищников» в меньшей степени, у инсектоидных «чужих» – в большей.
Это был, по большому счету, последний всплеск романтизма. Да, бывает зло, перед лицом которого даже человеческая тьма – свет. Но этот ресурс, обогатив нас несколькими шедеврами (тетралогия о «Чужих», «Хищник», «Нечто»), тоже исчерпал себя. После того как «чужим» последовательно противостояли сначала порядочная Рипли, потом – десантура, потом – зэки, потом – пираты, после того, как уже и сама клонированная Рипли оказалась наполовину «чужой» — снижать образ протагонистов стало уже некуда. После того как Фредди Крюгера поубивали семь раз подряд всевозможными способами – осталось только стравить его с Джейсоном.
И если в этой ситуации режиссер не может нам показать убедительных и ярких ЛЮДЕЙ – увы и ах, многие придут в восторг от жестокой и воинственной культуры «хищников». Собственно, уже. Мы разуверились в добре – даже в относительном, человеческом добре – и поэтому поклонимся силе.
Оригинал статьи -
