Мы занимались любовью в развалинах какого-то старого дома, в четырёх чудом уцелевших стенах, на чужой кровати и при тусклом свете луны, льющимся на нас из окна. Мне было 23, и я была ещё девушкой, ему 19, он был худой и на полголовы ниже меня. Родителям я, конечно, скажу, что меня изнасиловали – они бы просто не поняли, как, и главное зачем, я, француженка, могла связаться с немецким солдатом.
Стоял июль 1918 года, это была наша единственная ночь – завтра их дивизия снимается и покидает город.
Серый свет играет на осколках стекла на полу, наша одежда валяется рядом, аккуратно прислонённая к стене, у изголовья стоит винтовка. Я лежу на спине и, слегка повернув голову, смотрю в окно. Удо спит, дыша прерывисто и неглубоко. Иногда он ворочается и что-то шепчет по-немецки во сне.
Внезапно он вскрикивает и вскакивает, сжимая кулаки. По белому лицу струится пот. Его левый висок пересекает красный шрам, мочка уха оторвана пулей. Он уже год на фронте.
- Ну что ты, дорогой, - я нежно глажу его по голове. - Успокойся.
У него мало вшей.
Удо откидывается на подушку и закрывает глаза. Я чувствую, что он весь дрожит, его сердце колотится так, словно готово вот-вот выскочить из груди. Мне страшно за него, я не знаю, что делать. Он хватается за мою руку и сжимает её изо всех сил. Его пальцы чёрные и холодные, под ногтями – въевшаяся земля. Локти разбиты, кожа разодрана, на правом плече огромный рубец. Уткнувшись носом мне в плечо, он плачет как ребёнок. Его узкие плечи дрожат в такт рыданиям.
Наконец он успокаивается и снова засыпает, продолжая иногда вздрагивать и беззвучно шевелить губами.
Я знаю, что он убивал людей. Это также естественно, как и всё происходящее вокруг. От него словно пахнет смертью и землёй, настолько жутким кажется мне его образ, настолько страшно смотрели днём его глаза. Но сейчас, ощущая себя в безопасности впервые за многие недели изнурительных боёв, Удо чувствует себя испуганным, свернувшимся в клубок беспомощным котёнком, ищущим жалости и сострадания. И я просто обязана сделать для него всё, что в моих силах, дать ему ласку, тепло и нежность. Ведь кто знает, что будет завтра?
Декабрь.
Холодный ветер продувает насквозь, рыхлый снег покрывает изрытую землю, снежинки кружатся в беспорядочном хороводе, обломленные посередине ствола, опалённые, лишённые ветвей деревья занимают всё пространство вокруг. Когда-то здесь был лес. Сейчас из белой пелены снега торчат ровные деревянные кресты, толпы, бесчисленное множество, армия широко расставивших руки деревянных солдат.
Я подхожу к одному из них и опускаюсь на колени. Рядом зияет огромная воронка, на дне которой вмёрзшие в лёд мотки колючей проволоки. Мои ладони стискивают холодный метал – это стальная каска, придя сюда в первый раз, я нашла её висевшей на кресте. Оттирая бегущие по лицу слёзы, я в который раз читаю до боли знакомую, выбитую на жестяной табличке готическим шрифтом надпись: «Удо Непомук Йозеф Брандт, убит 8 ноября 1918»
Он не дожил до конца войны два с половиной дня.
Если понравилось, можете заглянуть на страничку с моими рассказами: